Стихотворения Поэмы Проза - Страница 210

210

Наплакавшись, Александра Степановна встала и хотела сейчас же выйти, но, подошедши к дверям, остановилась и полуобернулась к своей растроганной матери.

-- Маменька! -- сказала она.-- Пожалуйста, не говорите ничего папеньке, никому не говорите, я сама ему скажу, если надо, сама. Я не хочу, не хочу, чтоб это кто-нибудь знал, не хочу!

-- Ну, ну! Не скажу, не скажу,-- начала утешать ее Марья Саввишна,-- да и зачем это, стоит ли говорить! Мало ли дураков на свете, никому не закажешь.

-- Ну да-с! Конечно, дурак, но и дураку спасибо за то, что он... что он один полюбил меня...

Последние слова Александра Степановна произнесла с усилием, слезы опять навернулись в ее глазах, и она с опухшим носиком ушла к себе в комнату.

А в это самое время на другом конце дома Степан Степаныч выслушивал жалобу Трофима, которого привели к нему в кабинет через коридор и переднюю, а вслед за Трофимом в зале случайно появился Христофорский и, услыхавши голос своего слуги, остановился, вытянул лицо, насторожил уши и стал подслушивать... что такое говорит Баканов, а Баканов, усталый и измученный, только что воротившийся, говорил Трофиму:

-- А зачем ты ему сдачи не дал! Эх! Глуп же ты, братец. Он тебя, а ты бы его, ну и были бы квиты.

Христофорский, услыхавши такую мораль, постоял с минуту и, рассудив, что он пришел не вовремя, незаметно скрылся из залы и так же незаметно вышел из дому.

Его сильно озадачили слова Баканова; он никак не мог переварить их. "Черт знает какое невежество! Вот что значит необразованность!" Гордость заговорила в его мелкопоместно-дворянском сердце. Никогда еще лицо его не казалось таким измятым, никогда еще глаза его не глядели так мрачно и так тупо на проходящих и едущих по улице.

-- А я только что был у вас, -- сказал Христофорскому знакомый голос, и чья-то рука тяжело легла ему на плечо.

Это был Стуколкин.

-- Я ходил прогуляться, -- сказал Христофорский.

-- Ну, что?

-- Ничего. А вы разве отнесли письмо?

-- А вы сомневаетесь, а?

-- Неужели же отнесли?

-- Гм! А как вы смеете сомневаться? -- И Стуколкин посмотрел на него свирепо и с недоверием.

-- Я очень, напротив, благодарен вам..

-- Нет, вы скажите, вы меня вчера, может быть, морочили. А? Может быть, и девицы такой нет?

-- Ей-богу, Осип Осипыч, я...

-- Что ей-богу?

-- Ей-богу, все есть, и если вы отдали письмо, то как вы думаете, дошло оно или не дошло?

-- А почему бы ему не дойти, если я сам отнес его и отдал кучеру?, три рубля ему дал на водку. За вами три рубля серебром, вы этого не забывайте, и когда я принимаю в ком-нибудь участие, то я не шучу. Понимаете вы меня?

-- Я уверен, Осип Осипыч.

-- Что вы уверены?

-- Уверен в вашем истинно родственном ко мне расположении.

-- Ну, то-то же.

-- И уверен, что девушка эта до безумия влюблена в меня и что никакие препятствия...

-- А разве есть препятствия? Как же вы мне вчера сказали, что никаких препятствий...

-- Очень может быть, что и никаких препятствий... Вы курите?

-- Нет, не курю.

-- А я хотел предложить вам Жукова трубку, если вы ко мне зайдете, то...

-- Это еще будет, это еще впереди, мой любезнейший, зайду к вам я еще, не раз и не два зайду, ждите меня через три дня. А где ваша квартира? А! Здесь! Как же это к вам вход-то -- со двора? А! вижу, вижу теперь. Слушайте: через три дня вы мне, как отцу родному, должны все сказать и не солгать ни на волос, ни, ни... Боже вас избави! А то вы, пожалуй, вчера мне наврали с три короба, ну, не наживите себе беды. Я на вас начальству донесу... только за жалованьем и являетесь в конце месяца.

-- Неужели вы мне не верите, Осип Осипыч! -- сказал Христофорский и повесил нос.

-- Ну, хорошо, верю, -- снисходительно отвечал Стуколкин, подозрительно взглянув на поникший нос Христофорского, -- погляжу, как вы на миллионе женитесь, погляжу, прощайте.

И Христофорский, с чувством пожавши красную, покрытую волосами руку Стуколкина, расстался с ним.

Пришла ночь; вслед за ней, не спеша, и Степан Степаныч пришел в спальню к своей Марье Саввишне.

При свете неугасимой лампадки он начал раздеваться и заметил, что подруга его жизни глядит во все глаза, не спит, как будто дожидается его так, как дожидалась когда-то в медовый месяц.

-- Аль больна? -- спросил он жену. -- Что болит?

-- Больна не больна, а ты вот ложись, и, как ляжешь, я тебе новость скажу.

-- Какую? -- не без удивления спросил Степан Степаныч и даже приостановился; спальный сапог так и остался у него в руке. Он вообразил, что его или надули, или обокрали приказчики, или какой-нибудь вышел такой необычный скандал, что Марье Саввишне не терпится, чтоб не передать его со всеми подробностями.

-- Какую новость?

-- А вот ложись...

Степан Степаныч снял халат, обошел массивное брачное ложе, лег подле своей супруги и уперся подбородком в дебелое плечо ее.

-- Ну, вот, лег, матушка ты моя! Ну, какая тут у тебя новость? -- заговорил он заигрывая. -- Ничто не ново под луной.

-- За Сашу жених сватается,-- помолчав, сказала Марья Саввишна.

Баканов сел на постели, как человек, готовящийся говорить о таком деле, при котором спать или дремать не следует.

-- Али сваха опять наврала? -- спросил он.

-- Нет, не сваха.

-- Ну, так что ж, почему же Александрине и не выйти замуж, девка в соку; надо судить по-человечески: коли сама замужем, и другим не мешай.

-- А ты не бойсь не помешаешь?

-- Ну вот! Я что за помеха! Да за кого хочет, за того пусть и выходит, был бы человек, был бы...

210