Стихотворения Поэмы Проза - Страница 71

К оглавлению

Жене во всем он доверялся,

И о Камкове отзывался,

Что это _перл_. Что ж? может быть,

Он знал (недаром же учился),

Как неприлично походить

На петуха, который рылся

В навозе — и нашед зерно

Жемчужное: "К чему оно?" -

Воскликнул и распетушился.

А между тем мой старый друг,

В навозе рывшийся петух,

Как человек обыкновенный,

Был и понятней и сносней

(Хоть может быть и не умней)

Иной, глубоко современной

Нам критики: он не желал

Чудесного соединенья

Душеспасительных начал

С жемчужинами вдохновенья.

Нашед жемчужное зерно,

Он не желал, чтобы оно,

Не переставши быть жемчужным,

Могло быть для закуски нужным.

Он просто-напросто не знал

Ему цены, и браковал.

Конечно, столь же откровенных,

Фортуною благословенных,

Я знаю много петухов.

Они кричат нам: "Для голодных

Не нужно украшений модных,

Не нужно ваших жемчугов -

Изящной прозы и стихов.

Мы для гражданства не видали

От музы никаких заслуг:

Стихи бесплодны, как жемчуг.

Прочь, — это роскошь!" Но, — едва ли

У этих бедных петухов,

Опровергающих искусство,

Изящное простыло чувство

Для _настоящих жемчугов_?

Итак, мой бедный друг Камков

Бароном не был забракован:

Он скоро был рекомендован

Всем знаменитостям, — иным

Он нравился умом своим

Оригинальным и живым,

Другими сам был очарован.

В те дни Тургенев молодой

Еще на пажитях чужой

Науки думал сеять розы;

Глядел на женщин, как герой:

Писал стихи, не зная прозы,

И был преследуем молвой

С каким-то юношеским жаром,

Что суждено ему недаром

Ходить с большою головой.

Аксаков был еще моложе,

Но — юноша — глядел он строже

На жизнь, чем патриарх иной.

Весь до костей проникнут верой

В туманный русский идеал,

Он счастье гордо отрицал

И называл любовь химерой.

Красноречивый Хомяков,

Славянства чуткий предвозвестник,

Камкову был почти ровесник.

Камков нередко с первых слов

Сходился с ними. Разговоры

Их часто до пяти часов

Утра тянулись. — Эти споры

Звал мой насмешливый Камков

Взаимным щупаньем голов.

Иные на него косились,

Потом как будто ничего

В нем не нашли, — и подружились.

Иные, раскусив его,

Тянули на свою дорогу,

Ему замазывали рот,

И льстили; — словом, понемногу

Заманивали в свой приход…

Иные… но мы только знаем,

Что он в сороковых годах

Был на виду, был приглашаем, -

И стал являться на балах.

Вот он на улицу выходит

В еноте, в шляпе и кашне,

Уж ночь. Все глухо. В стороне

Собака лает… кто-то бродит…

Метель, шумя по чердакам,

С дощатых кровель снег сдувает;

Фонарь таинственно мигает

Двум отдаленным фонарям;

Закрыты ставни у соседей;

Высоко где-то на стекле

Свет огонька дрожит во мгле.

— Вот подлинно страна медведей! -

Сам про себя Камков ворчит,

В карман свои перчатки сует,

Глядит, — ну так, платок забыт!

И мой герой с досады плюет.

Вот едет Ванька. Ванька — стой!

Не повали меня, он просит

И в сани ногу он заносит

И едет. — Нос его поник

В заиндевелый воротник;

Извозчик клячу погоняет;

Камков сидит и размышляет:

— Кой черт несет меня туда?

А впрочем, что же за беда!

Бал охраняет нашу личность,

Так как никто — и генерал -

И тот не скажет неприличность

Тому, кто приглашен на бал,

Хотя бы этот приглашенный

Был самый жалкий подчиненный.

Бал наших женщин обновил

И нас с Европой породнил.

Так едучи да размышляя

О том о сем, он у Тверских

Ворот очнулся. — Десять бьет

На монастырской башне. Вот

И Дмитровка. Освобождая

Свой нос, глядит он: у ворот

Четыре плошки, — в бельэтаже

Сияют окна. Экипажи

Пустые едут со двора;

Над их двойными фонарями

Торчат, как тени, кучера.

Один из них: "Куда ты, леший!" -

Кричит на Ваньку в воротах:

"Опешил, что ли?" Сам опешил,

Бормочет Ванька впопыхах

И барина благополучно

Подвозит по двору к сеням

На зло горластым кучерам.

Камков идет; — ему не скучно;

Он рад внезапному теплу;

Он всем доволен — завываньем

Оркестра, вазой на углу

Воздушной лестницы, сниманьем

Салопов, обнаженных плеч

Благоуханной белизною,

Блондинкою, что перед ним

Идет легко, шурша своим

Атласом, — стройная, — одною

Рукою платье приподняв,

Другую опустив с букетом.

Камков был прав, смеясь над светом,

Но, и любуясь, был он прав,

Когда на все глядел поэтом.

Вот посреди толпы живой

Он озаренный зал проходит,

Тут, слава богу, мой герой

Два или три лица находит

Ему знакомых; — ухватил

За пуговицу, чуть не обнял

Его один славянофил,

И, милый спорщик, тут же поднял

Вопрос: чем вече началось

Новогородное? — Вопрос

Не бальный, но зато мудреный.

— Мирскою сходкой, — отвечал

Ему Камков. — Захохотал

Славянофил; — но спор ученый

Был как-то скоро прекращен.

Их разлучили. — С двух сторон

Танцующих гремя подъемлет

Летучий вальс своим жезлом;

Толпа ему послушно внемлет;

Вот под его певучий гром

Несутся пары. — Вот кругом

Теснятся зрители. — Меж ними,

Засунув палец под жилет,