Стихотворения Поэмы Проза - Страница 94

К оглавлению

Что ж делать? Видишь, у быка — рога,

У волка — зубы, у коня — нога.

У короля — заряженная пушка,

А у тебя — твое спасенье — стих.

Стих, как булат, он — для одних игрушка

И меткое оружье для других.

Перо! назад! — заснул ли мой Илюшин?

Сейчас заснет, — уж начал он мечтать.

Что брат его все так же простодушен,

И, как ребенок, рад его обнять.

Вот, грезит он, большая мастерская…

Окно полузавешено — нагая

Натурщица, четырнадцати лет,

Откинув драпировку, на паркет

(Как будто перед ней ручей студеный)

Спускает ногу, — над ее плечом

Дрожит извив косы незаплетёной…

"Брат, по-зна-комь!" — уже с большим трудом

Сознательно додумал наш приятель -

И захрапел. — Не осуди его,

О мой зоил — иль все равно, читатель!

Спроси меня, как друга твоего, -

И знаешь ли, что я тебе открою?

У всякого есть свой конек, зимою

И летом, часто ездишь ты на нем,

То с наглостью, то ото всех тайком;

Но замечай — от тайных огорчений,

От явной неудачи, от тревог

И от бессонниц — в область сновидений

Тебя всегда уносит твой конек.

И все-таки, любезный, — будь ты гений

(В чем сомневаюсь), или знаменит

(И это отношу к числу сомнений)

И захрапи — как мой земляк храпит,

Не вынося и дружеского храпу,

Я на уши свою надвину шляпу,

Хлестну Пегаса по крутым бокам,

И марш! куда-нибудь! Какое нам

До сонных дело! пусть их почивают…

Другие люди ожидают нас -

Положим даже, и не ожидают,

Мы все-таки вплетем их в свой рассказ.

ГЛАВА 3

Каков Рим ныне — это все мы знаем.

Гостей разнохарактерной толпой

Он каждый год с поклоном навещаем.

Зато с июня, там, среди сухой

Растительности, нет гостям покоя

От духоты, от комаров и зноя.

Теперь июль, — но ты иди за мной

И не сердись, — Рим и в палящий зной

Такой же Рим. Вон те же капуцины

Бредут попарно с четками в руках,

Вон женщины широкие корзины

С бельем несут на стройных головах

И с пеною по раскаленным плитам

Вокруг бассейна катится вода;

Вон мальчик голову накрыл корытом,

Вон компаньол и целая орда

Ослов с кошелками цветной капусты

В пыли идут на рынок, и хоть пусты

Гостиницы и дремлет ветурин,

Один приезжий (старичок один)

Бредет к обедне с зонтиком. Слепые,

Безногие на лестницах сидят;

Закрыты окна: жалюзи сквозные

Кой-где раздвинуты, кой-где глядят,

Сквозь их раздвижки, очи огневые

Или мелькают, отражая день,

Нагие плечи.

Улицы глухие

И тесные прохладнее — там тень,

Там шорох, там продажа мелочная, -

Жиды и крик факинов, — там сырая

Кофейня даже днем освещена

Лючерной; там как снасти от окна

К окну, до чердаков, идут веревки,

На них фуфайки, юбки, простыни,

Белье внучат и бабушек обновки, -

В них солнце бьет, а улица в тени.

Зато и вонь почти невыносима;

Вот мутный Тибр, над ним плывут пары

И лихорадки, пугалища Рима,

Холодные сопутницы жары.

Дома над этим Тибром, — точно каждый

И пытку вынес и томится жаждой, -

Друг друга подпирают и теснят,

И окна их без стекол так глядят,

Как будто впадины, как будто очи

Насквозь проткнутые… Как там живут?

Как люди там проводят дни и ночи

И как, дыша миазмами, не мрут?

Где есть такие жалкие кварталы,

Там часто жалки шышные дворцы;

Но этого не знают кардиналы,

Не ведают отечества отцы.

Где бедность вопиющая, там, верьте,

И вопиющая неправда. Мерьте

Невежество невольное другим

Невежеством, умышленно глухим.

И немощь одного вам окажет ясно,

Какую немощь прикрывает тот,

Кто нынче вас осудит самовластно,

А завтра сгубит или оберет.

А где сам Пий? Французскими штыками

К престолу путь прочищен ли ему?

Прочищен. Бедный! въехал со слезами

Он в ворота столицы. Никому

Не отказал в воем благословеньи,

За всех молился, всем послал прощенье.

В особенности тем, кто мертвый пал.

Рим также со слезами подобрал

Своих сограждан, павших за свободу,

И перестал смеяться. Удино {*},

С республиканским знаменем, народу

Принес оковы — это ли смешно?!

{* Французский генерал, в 1849 году осаждавший и взявший Рим приступом. (Прим. авт.)}

Прибывший из Гаэты Пий Девятый

Уже на даче. Дача у него -

Такие же из мрамора палаты…

Там воздух чище, — чище оттого,

Что дальше от жидовского квартала,

От Тибра, Форума и Квиринала.

"Все укатили! Рим пустой стоит,

Остались только боли", — говорит

Страж Ватикана, старый антикварий,

В ливрее, в белом галстуке, в чулках.

(Зимой он получает гонорарий

На безобидной службе при богах).

Вот он, в очках и будничной ливрее,

Не чувствуя томительных жаров,

Прохладные обходит галереи

И обметает ноги у богов.

Все эти боли так же безучастны

К страданьям Рима. Так же сладострастны

Вакханки, так же ясен Аполлон,

И также славой гордо блещет он,

Остановясь в своем воздушном беге…

Все так же вакх над чашею поник,

И, ногу заложа, в усталой неге

Стоит Силен, осклабя юный лик.

Но страшного, болезненного стона

Того, которого с детьми скрутил

И давит змей, страданий Лаокона

Французский барабан не заглушил;