Стихотворения Поэмы Проза - Страница 64

К оглавлению

У клироса Метелкина Захара,

А где Захар Кузьмич, там не могу я

Молиться — сам не знаю почему…

Быть может, оттого, что осуждаю,

А если осуждаю, то грешу,

И этот грех мешает мне молиться.

В приделе гроб стоял, и так сквозило

Тлетворной сыростью, что вышел я

На воздух, — голова кружилась, сердце

В виски стучало. Утро было тихо,

Тепло и пасмурно… Я был не в духе

И тосковал, и даже без причины

Готов был плакать… Незаметно, ежась,

Я подошел к обломкам, — сам обломок

Великого чего-то, может быть,

И беспредельного чего-то, — но чего?

Не ведаю… И вот невольно стал я

Глядеть в окно глухой, кирпичной

Развалины, и вдруг передо мной

Возник далекий век… В туманном

И пыльном полусумраке, в окне

Я увидал тесовую кровать

Под пестрым пологом; а там, за нею

В углу на гвоздике, ручник с каймою

Из деревенских кружев. — Протираю

Глаза и вижу: как во сне: к окошку

Подходит девушка и, пригорюнясь,

Одной рукой поддерживает локоть

Другой руки; камчатный сарафан

Еще не доверху застегнут; видно,

Не рано встала, подошла к окошку,

Задумалась и молча смотрит вдаль.

"Уж не княжна ли?.. — думаю. У ней

На голове жемчужная повязка

И с длинными подвесками сережки

Из серебра и бирюзы… Вздохнув,

Она меня заметила — и брови

Слегка приподнялись, и потемнели

Большие, влажно серые глаза;

И как-то странно: розовые пятна

На молодом лице ей не мешали

Казаться страшно бледной.

VIII

Все-то

Вдруг замерло во мне, когда она

Заговорила… Господи! Какой

Прерывистый и ласково-плачевный

Был это голос: "Мальчик! ты не знаешь,

Какая день и ночь змея-тоска

Сосет мне сердце! Не котлы кипят

Кипучие, — ножи точат булатные…

Что будет с Русью?.. Старший брат мой

В глухой степи тамбовской в плен к ногайцам

Попался и зарезан… Младший брат мой

Дремучими болотами, лесами

Куда-то пробирался — и о нем

Ни слуху нет, ни духу: или леший

Завел его и заморил, иль ночью

Русалки утащили в омут темный…

Старуха мамка ждет сынка родного

Из Золотой Орды, и день и ночь

Сидит в лесу на пне и молча

Повязанной качает головой,

Все что-то шепчет; выплакала очи

И помешалась… Мой родной к Мамаю

Поехал ублажать его дарами;

Жених сбежал в Москву. Что с нами будет?

Неужто и взаправду затевает

Димитрий Иоаннович — московский

Великий князь — недоброе: войну

С татарами!.. Как будто есть на свете

Такая силища, что одолеет

Их полчища несметные. О боже!..

Как глухо все кругом! Как будто

Все вымерло… И голод, и пожары,

А я все жду — все жду, все жду чего-то

Ужасного… все думаю: придут

И если не зарежут, свяжут руки

И на позор неслыханный меня

Сведут на рынок и сорвут с меня

Мои одежды, потешаться станут

Моим стыдом и ужасом смертельным.

Недаром я все ночи напролет

Не сплю и вся дрожу, как листик

Осиновый… Скажи мне, мальчик,

Какие вести ходят? Что пророчит Фома-юродивый?..

Что ж ты молчишь,

Мой милый, мой болезный?"

Помутилось

В глазах моих; забилось сердце;

Я бросился к окну, крапивой руку

Обжег и — в ужасе остановился…

В окне мерещился какой-то призрак,

Закутанный в лохматый саван… Но

Ударил колокол, и я очнулся"…

Он стал рассеян и меланхоличен.

А меланхолия — болезнь: она

Таится в нервах и боится смеха;

И если улыбнется, то такой

Натянутой улыбкою, что ей

Становится неловко. Юность

Не церемонится: я стал его

Расспрашивать, стал приставать к нему:

"Скажи, скажи, здоров ли? Что с тобою?

Иль ты опять влюблен в мечту, в царицу

Своих воздушных замков?" И однажды,

В вечерний час, и на него нашла

Минута откровенности.

XII

"На днях,

Сказал он, — праздник был в монастыре,

И, несмотря на зной, задумал я

Идти туда, и там застать обедню,

И с вынутой просфорою вернуться

К старухе няне; но, как ни спешил я,

Порядком запоздал. Застал толпу

На паперти и даже на погосте.

Чтоб протесниться в церковь, нужно было

Толкаться и давить мальчишек. Я

Пошел бродить по старому кладбищу;

Там видел я, как кое-где, накренясь

К сырой земле, подгнившие кресты

Линяли; каменные плиты были

Покрыты лишаями, желтовато

Оранжевого цвета, или мохом

Коричнево-зеленым. Письмена же

Славянские, которых уж давно

Никто не разбирал, истерты были

Ногами и засыпаны землей.

Все навело меня на мысль, не здесь ли

Покоятся останки той княжны,

Которая весной в окошке мне

Мерещилась…"

Тут мой приятель, помню,

Пустился в рассужденья. Повторить

Их слово в слово нетлогу я; но

Таков, по крайней мере, был их смысл:

"Я знаю, прах ее давно исчез,

Рассыпался и с ветром, может быть,

Вокруг меня носился вместе с пылью…

Так если я спрошу тебя: куда

Осел дымок соломинки спаленной,

Ты без труда мне тотчас же ответишь:

На камни, на траву, на человека;

Но где рассеялось ее сознанье?

В какую превратилась пыль — печаль?

Или на ком ее осело чувство

Любовь ли, ненависть ли — все равно?

Кто скажет? Даже ты не скажешь",

Добавил он наивно. — К нам не шло

Ни философствовать, ни задавать